Сказания земли Ингесольской - Страница 12

Потом голос взлетел вверх, бухнул бубен — и мелодия пошла на спад, все тише, тише, начали выпадать отдельные звуки, плеснула не в такт вода, на другом конце поселка гавкнула собака, наваждение рассеивалось и наконец схлынуло. Люди зашевелились, Ирена машинально лизнула-таки палец, подняла голову — шаман сидел на том же самом месте, плечи опущены, бубен лежит на коленях. Устал, наверно? Но тут он одним гибким движением поднялся на ноги. Повернул голову — и, хотя лица по-прежнему не было видно за густой кожаной завесой, Ирена почувствовала внимательный изучающий взгляд.

Выпрямилась, встала, ежась под этим пронзительным взглядом. Смотрел, молчал, потом произнес:

— Твоя кровь. — Кивнул. — Сильная защита.

Ирена шевельнула губами, но голос пропал.

Правый угол рта на открытой половине лица искривился, и она не сразу поняла, что это была улыбка — а шаман уже шел к берегу, уверенно ступая мягкими сапогами, и тихо позвякивали амулеты на кожаном наряде.

Взвыл мотор, черная лодка развернулась и покатилась к Чигиру. На гальку выплеснула волна, вторая. В лицо мягко толкнул порыв влажного холодного ветра.

Солнце за спиной уже нырнуло за лес, а она и не заметила.

Кончилось лето, начался учебный год. Вернулся от родственников муж Велке, худощавый, носатый, длинный очкарик Михаэль Ренич. Два десятка подростков уехали в Нижнесольский интернат, и Ерка с ними. Ирена перенесла пожитки в комнату при библиотеке. Здесь возле печки, уже приведенной в порядок, стоял такой же топчан, как и у Хелены, и на нем, уютно свернувшись на Иренином спальнике, сладко посапывал пестрый кошачий подросток по имени Кош. Коша принес Ерка перед отъездом в школу.

Погода испортилась, с озера непрерывно дуло, местные не обращали на ветер внимания. Начинался осенний лов — шельпа шла нереститься в верховья Соленги. Мужское население Тауркана целыми днями рыбачило. Возвращались мокрые, довольные, на сапогах чешуя. В каждом дворе потрошили добычу. Жарили, варили, сушили, коптили, солили. Собаки и кошки блаженствовали, дремали в будках и в тихих закутках, сытые сверх всякой меры. Над поселком плыл запах ухи и дыма, поднимаясь к набухшему дождем небу — серому, низкому, тяжелому.

Библиотека пустовала. Взрослым было не до книг, дети забегали изредка после школы и спешили по домам — помогать матерям. Ирена возилась с недоразобранными фондами, потихоньку переплетала рассыпающиеся тома, настроение было сонное и унылое. И с каждым днем сильнее мерещилось в воздухе что-то нехорошее, будто дышать становилось все тяжелее и тяжелее.

Наконец настал день, плохой с самого утра. Ни вчера, ни позавчера книгами вовсе никто не интересовался, и сегодня, похоже, не придут. Она бы и совсем не выходила из дома, но деваться некуда: надо было сбегать за водой, вскипятить чайник, накормить Коша, подмести, кое-что постирать, а потом отпереть библиотеку и ждать — вдруг кто заглянет.

Крутилась по хозяйству, хлопотала по мелочи. Около одиннадцати вышла на крыльцо вытряхнуть половик. Ветер дернул за волосы, рванул из рук полосатую тряпицу — чуть не выпустила, — шлепнул по лицу, засунул за пазуху холодную лапу. По серой воде озера ныряли, появляясь и исчезая, пенные гребни. Над Шаман-камнем висело нечто круглое и темное, издали напоминающее голову демона, и даже огненные волосы были, летели по ветру. Рыбачьи лодки неслись к берегу, тыкались в гальку, люди выскакивали, вытаскивали поспешно суденышки из воды и бежали к домам, размахивая руками, и еще прежде, чем Ирена разглядела, что впереди всех бежит Саукан, она услышала его крик:

— Ноа! Ноа!

Со стороны дома старухи Маканты бухнуло охотничье ружье. Раз, другой.

Поселок охватила лихорадочная суета. Загоняли во дворы детей и коз, затворяли калитки, гремя засовами, хозяйки сдергивали с веревок белье. Собаки подняли лай.

Во двор библиотеки залетела ворона, покосилась на стайку воробьев, тревожно вопивших из-за наличника, и пешком неторопливо направилась под крыльцо.

По деревянной мостовой снаружи, по частоколу забора, по траве у крыльца, по бревенчатой стене, по крыше резкими ударами забарабанил дождь. Озеро потемнело, очертания Чигира почти потерялись на фоне черно-сизой воды и черно-фиолетового неба, но все так же бились по ветру огненные пряди демоновых волос над шаманским островом.

Ирена вернулась в дом и закрыла за собой дверь.

Кош не спал, сидел в сторожкой позе, нацелив уши на дверь. Увидел хозяйку и заметно успокоился. Вроде бы даже вздохнул с облегчением.

Ветер гудел снаружи, громыхал чем-то железным во дворе, плевался водой в оконное стекло. Где-то в лесу гнулись и стонали деревья, озеро билось в ярости, мелкий хлам взлетал с земли, поднятый воздушным потоком, и шлепался обратно, прибитый крупными тяжелыми каплями.

Ирена уткнулась в стекло носом, пытаясь разглядеть среди мокрого буйства хоть что-нибудь. Всматривалась в мутную темень, щурилась, потом увидела и не поверила глазам.

Над забором поднималась ввысь прозрачная стена, слабо светилась синим, и по внешней ее стороне стекали вниз грязные серые струи.

Дождь все лупил и лупил по крыше, постепенно становясь чаще и мельче, ветер унимался, а синяя стена медленно угасала и наконец потухла совсем — и исчезла. И на душе стало легко и чисто. Кош зевнул, потянулся и улегся, уютно свернувшись калачиком, подогнув к мордочке смешной тощий крапчатый хвост.

Посидела еще немного у окна, потом вздохнула и отправилась все-таки отпирать библиотеку, хоть и с опозданием на четыре часа.