Сказания земли Ингесольской - Страница 14

Гудел бубен.

Потом возле головы завозились, по щеке мазнул хвост, и к бубну присоединилось мерное убаюкивающее мурчание.

Проснулась на рассвете, вскочила, подгоняемая неясным беспокойством, побежала к Хелене. Солнце еще не вынырнуло из-за озера, но небо уже посветлело. На траве лежал тонкий иней, чуть похрустывал под ногами, и на деревянной мостовой оставались от подошв темные влажные следы.

Взбежала на крыльцо, осторожно, стараясь не шуметь, открыла дверь и вошла.

Свет не горел, только через окно заглядывал утренний сумрак, и среди теней, заполнявших комнату, самой темной тенью был шаман. Он сидел на пятках возле постели больной и на грани слышимости тянул низкую ноту, раскачиваясь вперед-назад. Пахло горькими травами и дымом. Над грудью Хелены висело слабо мерцающее зеленью туманное облачко. Шаман протянул вперед руку, не вставая, и облачко, бледнея, исчезло, кажется, оно втянулось в раскрытую ладонь. Ирена моргнула. Померещится же…

Шаман крепко сжал кулак, не глядя, опустил руку в глиняную миску, стоявшую возле его колен на полу. Плеснула вода, запах трав усилился. Шаман вновь протянул руку вперед. С пальцев сорвалась дымящаяся капля, сверкнула серебристо, упала. Сидел, тянул ту же ноту, снова выхватил что-то из воздуха, утопил в миске. Опустил голову, гудение затихало и наконец совсем затихло, растворившись в наступающем утре.

Встал. Бросил, не оглянувшись:

— Воду за забор, в крапиву. Да смотри, сама не коснись.

Ирена подхватила миску и едва не вскрикнула, обжегшись. Кипяток, даже через глину горячо.

А он опускал туда руку.

Несла посудину, ступая осторожно, чтобы не расплескать. Вылила, как и было велено, в крапиву под самым забором. Вода вспыхнула зелеными искрами, на крапивных же листьях помутнела и побурела, склизкая какая-то.

Вернулась в дом.

— В миску — печной золы до краев, и выставь ее на крыльцо. И поторопись, мне пора. Отвезешь меня на остров. Вернешься — вымоешь в проточной воде.

Кивнула, засуетилась, перемазала в золе руки и джинсы, стояла на крыльце, отряхивалась.

— Идем, — сказал шаман.

Шел уверенно и твердо, но Ирена чувствовала: вымотан. На берегу повел головой вправо, влево, указал на одну из лодок:

— Эта.

Не помогал спихнуть судно в воду. Перешагнул через борт, сел на среднюю банку, предоставив девушке возиться с мотором. Ничего, справилась. И причалила гораздо удачнее, чем ночью. Молча поднялись по тропе к шаманьему логову. Поднялся на крыльцо, остановился. Стянул с головы шапку с черепом. Не оборачиваясь:

— Ты заходила вчера. Зайди и сейчас.

Послушно вошла. Ждала, стоя у стола, слушала бряканье амулетов за фанерной перегородкой. Наконец вышел. Длинные волосы спадают спутанными прядями, под глазами темные круги, плечи ссутулены. Ухватился за край стола, пальцы дрожат. Сел на табурет.

— Круг завершен правильно. Теперь иди.

Помедлила, глядя во все глаза. Хотелось погладить его по голове, сказать что-нибудь глупо-ободряющее. Но не посмела.

Зашарил по столу, нащупал пульт от плеера. Повторил:

— Иди же. — И, прежде чем нажать кнопку на пульте, добавил: — И козу подои. У тебя получится.

Ирена шагнула на крыльцо, подталкиваемая в спину грохотом тяжелого рока.

Вернулась в поселок. На берегу снова маячил хозяин лодки, хмурый, как и вчера, и, как и вчера, ничего не сказал, только проверил, все ли в порядке с его судном. Значит, мы оба раза брали одну и ту же лодку…

Хелена спала, спокойно дыша, и жара не было. Ирена постояла, прислушиваясь к ее дыханию, потом сходила к ручью, вымыла миску. Вытерла ее, поставила на стол. Тяжело вздохнула и отправилась к козе. В жизни не доила коз и даже не видела, как это делают… с чего он взял, что у меня получится? Но руки уверенно легли на вымя, пальцы зашевелились, перебирая соски, и в подставленное ведерко брызнула тугая струйка молока. Коза стояла тихо, не хулиганила.

Вошла в дом, перелила молоко из ведерка в кувшин.

Хелена зашевелилась, приподнялась на локте.

— Орей, Ирена, — сказала слабым голосом. — Ты и с козой управилась?

— Сама не пойму как, — смутилась Ирена. — Первый раз дою, и надо же — вышло…

— Первый раз? — удивилась Хелена. — А вчера?

— Вчера шаман доил.

— Ой нэ! — Хелена села на постели и всплеснула руками. — Ланеге? Сам? Что делается, ой, что делается… Девочка, дай-ка мне молока. Не сейчасошнего. Того.

Шельпа исчезла внезапно. Еще вчера вынимали полные сетки, а сегодня — склизкая водяная трава да несколько случайных рыбешек. Осенний лов закончился.

Вышедшие на рассвете рыбаки вернулись в поселок. Началась общая суета, люди перекликались, хлопали калитки, гремели ведра, взвизгивали на точилах ножи. Одинокий женский голос завел протяжную песню, подхватили соседки, вступили грубые мужские голоса. Ирена вышла на крыльцо. Над Таурканом плыла осенняя песня, и подчиняясь ей, с торжественными лицами выходили со своих дворов оннегиры. На ком — кожаная куртка, отороченная мехом дикого зверя, на ком — меховая шапка, у кого — яркий пояс, вышитый красным и черным. Женщины достали из сундуков праздничные рубахи, вплели в волосы яркие ленты и витые шнурки, на концах кос болтались, брякая, деревянные и костяные фигурки, бубенцы и меховые помпоны. Бегали дети в обычных штанах и свитерах, но в вышитых поясках.

Ирена остро ощутила свою чуждость. Одета не так, ничего не понимаю, куда все идут… К ее калитке подбежала, слегка подпрыгивая, десятилетняя Лехта, позвала: